Гражданская кампания [= Мирные действия] - Страница 130

130

Граф сочувственно пожал плечами:

— Мои соболезнования. Во-вторых — в дальнейшем никакие другие, не столь интересные обвинения в твой адрес, ни на мгновение не привлекут внимание публики. Во всяком случае, в ближайшем будущем.

— О, класс! Значит, теперь я могу спокойно затевать открытое восстание, поскольку стадию предумышленного убийства я уже миновал?

— В-третьих, контролировать мысли невозможно — иначе я бы давно нашел этому применение. Пытаться оспаривать любую чушь, в которую верит, базируясь на отсутствии логики и информации, каждый кретин на улице, — верный путь к сумасшествию.

— Мнение некоторых людей имеет значение.

— Да, иногда. Ты определился в данном случае, чье мнение для тебя важно?

— Катрионы. Никки. Грегора. — Майлз поколебался. — И все.

— Как, а твои несчастные старики родители в этот краткий список не входят?

— Мне было бы жаль потерять ваше хорошее мнение, — медленно проговорил Майлз. — Но в данном случае вы не те… Не знаю точно, как сформулировать… Пользуясь маминой терминологией, вы не те, против кого согрешили. Так что ваше прощение особого значения не имеет.

— Хм. — Граф потеребил губу, глядя на Майлза с хладнокровным одобрением. — Любопытно. Так. Четвертая утешительная мысль такова: я бы на твоем месте учел, что в этой деревне, — движение пальца означало Форбарр-Султан и, по экстраполяции, Барраяр в целом, — приобрести репутацию хитроумного и опасного человека, способного без зазрения совести убить ради того, чтобы заполучить и удержать желаемое, не так уж и плохо. На самом деле ты даже можешь обнаружить это полезным.

— Полезным! Значит, тебе сильно грело душу прозвище Мясник Комарры? — возмутился Майлз.

Отец сощурился:

— Я считал это… проклятием. Но да, бывало, что я пользовался своей репутацией, чтобы кое на кого воздействовать. А почему бы и нет? Я за это право заплатил сполна. Саймон говорит, что испытал подобное на себе. Говорит, что после того, как он унаследовал после Великого Негри кресло главы Имперской безопасности, единственное, что ему требовалось, чтобы вывести из себя противников, это просто молча стоять.

— Я работал с Саймоном. Он отлично умел действовать на нервы. И вовсе не благодаря чипу эйдетической памяти или призраку Негри, — покачал головой Майлз. — Как бы то ни было, люди всегда считали Саймона устрашающим, но неподкупным.

Он и наполовину не был бы таким пугающим, не умей он столь убедительно демонстрировать эдакое великолепное безразличие к… ну… любым человеческим желаниям. — Он помолчал, вспоминая подавляющий стиль руководства своего бывшего шефа и наставника. — Но черт подери! Если уж мои враги не допускают наличия у меня хоть каких-то признаков морали, то пусть хотя бы не отказывают мне в компетенции! Если бы я вознамерился кого-то грохнуть, то провернул бы все куда тоньше! Никто бы в жизни не догадался, что это убийство, ха!

— Верю, — успокоил его граф. И спросил с внезапно возникшим интересом: — А… тебе приходилось?

Майлз зарылся в софу и поскреб щеку.

— Была одна миссия для Иллиана… Не хочу об этом говорить. Это была быстрая, неприятная работа, но мы справились. — Он мрачно уставился на ковер.

— Вот как. Я просил его не использовать тебя для убийств.

— Почему? Боялся, что приобрету дурную привычку? В любом случае это было куда сложнее обычного убийства.

— Так оно, как правило, и есть.

Майлз некоторое время сидел, уставясь в пространство.

— Твои слова почти полностью совпадают с тем, что сказал мне Галени. Я должен стоять тут, глотать это и улыбаться.

— Нет, — возразил отец, — улыбаться не обязательно. Но если ты действительно просишь совета, то, исходя из моего богатого опыта, могу сказать: береги честь. А репутация пусть катится куда покатится. И переживи ублюдков.

Майлз с любопытством поглядел на отца.

— Я знаю, что за долгие годы твоя репутация то взлетала, то с грохотом падала. Когда твоей репутации впервые был нанесен серьезный урон? Как ты это пережил?

— О, в первый раз… Это было так давно. — Подавшись вперед, граф задумчиво потеребил губу. — Мне вдруг пришло в голову, что оставшиеся у старшего поколения смутные воспоминания о том злосчастном эпизоде могут сейчас тебе навредить. Каков отец, таков и сын, а? — Граф озабоченно посмотрел на Майлза. — Вот уж таких последствий я точно предвидеть не мог. Понимаешь… после самоубийства моей первой жены пошли слухи, будто ее убил я. За неверность.

Майлз моргнул. До него доходили обрывки этой старой истории. Но не последняя фраза.

— А она… э… была? Неверна?

— О да! Мы с ней из-за этого чудовищно поскандалили. Я был оскорблен, обижен, взбешен, к тому же сильно искалечен воспитанием. Это единственный момент в моей жизни, когда мне определенно следовало бы воспользоваться услугами бетанского психотерапевта, а не дурным барраярским советом, полученным от… ладно, не важно. Я не знал, даже не подозревал о существовании подобного выхода. Времена тогда были темные. Мужчины дрались на дуэлях, хотя формально это и было уже запрещено.

— Но ты… хм… ты действительно не… хм…

— Убивал ее? Нет. Разве что словом. — Пришел черед графа уставиться в пространство. Он полуприкрыл глаза. — Хотя я никогда не был полностью уверен, что ее не убил твой дед. Он сам устроил этот брак и чувствовал себя виноватым.

Майлз вздрогнул.

— Если вспомнить деда, так очень даже возможно. Ты никогда его не спрашивал напрямую?

— Нет, — вздохнул граф. — Что бы я, по-твоему, делал, скажи он вдруг «да»?

130